Так продуктивно и интересно разговаривая, мы с бешеным пиццевозом и добрались до Белой Церкви, где Монтане нужно было скинуть груз.
Я был уверен, что пробуду в посёлке не более пяти минут, но пришлось немного задержаться. Монтана сразу подъехал к храму, энергично просигналил раза четыре. Ни выходить из машины, ни связываться по рации пиццевоз не собирался. Во всех мирах — и на старой Земле, и на этой — дежурные блатные водители диспетчерских служб ведут себя одинаково: драйверы заранее смертельно устали, у них очень много всяких важных дел, и вообще они — элита водительского состава. Особенно ближе к вечеру, когда рабочий настрой спадает, эмоции затихают, и никто особо ругать за такое хамство не будет.
Кузов натёр до блеска, а коврики на полу грязные.
Так он и сидел, пока из ворот церкви не вышел молодой служка, который и забрал пакет-посылку, расписался в накладной.
Мы почти развернулись на кольце, но возле знаменитой бетонной остановки автобусов, расписанной картинами местных художников, "шестерка" была неожиданно остановлена Булавиным, невысоким, но солидным пожилым мужчиной.
Ремесленник он известный, бумажных сфер человек. В смысле, бумагу производит. У Булавина сразу два дела в попечении. В порядке выполнения государственной программы он содержит установку по производству туалетной бумаги, не самое престижное занятие. А вот для души и для удовольствия — создает книги с нуля. Бумагу сам изготавливает, блоки режет и клеит, переплетает. И всё — исключительно из местного сырья, кустарными технологиями, ничего каналом не берет. И я не скажу уверенно, какая из этих задач для общества важнее. Ценнейший специалист, и энтузиаст редкий. Сначала столь редким ремеслом занимался один Порфирий, воцерковлённый забавный старичок, но дело двигалось медленно и работало оно исключительно на церковь. С распределением же первостепенных госзадач сектор отошёл Булавину, теперь он командует. И установку, столь важную для санитарно-гигиенического обеспечения анклава, они вдвоём запустили, и технологии кустарного бумагоделия быстрей осваиваться начали.
Некогда Булавин работал старшим мастером на Автовазе, в каком-то опытном цехе. Всю жизнь оттрубил на одном предприятии. Отличный мастер, наладчик, отлично знающий свое дело, а отечественную автотехнику, как "Отче наш". Однако, попав на Платформу, Булавин сразу же и категорически отказался работать в мехмастерских у Дугина. Как его только не уговаривал главный механик! Нет, и все.
— Просто надоело, Евгений Иванович, сил нет, поверь. Всю жизнь я старался, работал, как ишак, и что в итоге? Хана отечественному автопрому. Сейчас там иностранные менеджеры. Раньше были наши, но всем им на завод плевать. Был у нас такой генеральный директор, — вспомнил старый мастер, — Каданников… Помню, как к нему рабочие ходили. "Ты когда, чёрт, нам зарплату платить думаешь?" Каданников подводит их к окну кабинета, а там площадь-склад забитый "Жигулями". "Видали? Склад забит, торговли нет — откуда деньги?" Приходят работяги через полгода, с тем же вопросом. Подводит он их опять к окну — площадь пуста. "Видали! Машин нет ни хрена, откуда я вам денег возьму?" А новым отечественная марка автомобиля вообще не нужна. Так что я, Евгений Иванович, лучше уж для души поработаю, думаю, и здесь пользы принесу немало… В общем, будут сложные случаи, зови, что-то вспомню, помогу. А так — извиняй.
И ушёл делать бумагу.
Когда Монтана остановил машину, я сразу вышел. Человек остановил достойный, значит, дело есть, негоже через форточку переговариваться. Ремесленник степенно сделал два шага, подошёл поближе.
— Приветствую тебя, Пётр Игнатьич.
— И тебе не болеть, Виктор Сергеевич. Давай-ка отойдём подальше, дело у тебя наверняка важное. Что случилось?
Этот серьезный, уверенный в себе человек, вместе со мной отступив за остановку, неожиданно смутился, помедлив с ответом.
— Тут ить такое дело, Пётр… Дочку я замуж выдаю, единственную, кровиночку. И жених, вроде, нормальный. Смышленый парень, с Медовой.
— Вот и поздравляю. А в чём же проблема?
— Да нет проблем… И всё-таки, просьба у меня будет.
— Слушаю тебя, Сергеич.
— Не мог бы ты его проверить, а? Ну, как-то особо, что ли. Досье с Земли-1 запросить, пробить по всяким делам, мало ли…
Вот таких просьб я ещё не получал!
Глядя в глаза старого мастера, я видел одно: безмерную заботу о дочери. Сердце у него не на месте. Что делать-то?
— Сергеич, ты понимаешь, что ты говоришь?
— Дык, понимаю, напрягаю тебя лишний раз, — вздохнул Буланов.
— Нет, Виктор, не в этом дело. Ты мне предлагаешь выворачивать человека наизнанку, причём, даже без всяких подозрений.
— Так я ж из лучших побуждений! За будущую семью беспокоюсь. Вдруг маньяк какой, вдруг у него сплошь алкоголики в родне! Как же… Дочь-то одна.
Злости не было, по-житейски мне всё понятно. Кстати, проверить будущего жениха я действительно могу. Только вот нельзя этого делать. Никак нельзя. Одно дело по службе, по государственной надобности…
— Виктор, а ты представляешь, что будет, если все с такими просьбами обращаться станут?
— Так тут же случай особый! Судьба решается! — искренне удивился мастер.
— Это для тебя он особый, Виктор. Ты вот представь, что кто-то решит так тебя самого проверить на будущую родственную надёжность, и выяснит, что твой прадед, например, закладывал за воротник без меры, а прапрадед был разбойником-душегубом с большой дороги, а? Что в роду были плохие болезни и с генетикой не всё в порядке? Что будет, если он потом разнесёт это по дури на весь анклав! Ты вообще тогда дочку замуж выдашь, найдёшь ей счастье, после того, как слухи пойдут?